Ингрид привыкла что к своему молчанию, что к молчанию мира вокруг нее. Она лежала и спала под толщей камня и пепла больше полторы тысячи лет и за это время как-то успела свыкнуться даже с пугающе тихими снами без сновидений. И сейчас она молчала – то ли из-за испуга, то ли из-за желания броситься в недра океана и потопить себя собственноручно. Она – та, которая все свое сознательное существование боролась за бессмертие и до безумия любила жизнь; теперь же ей хотелось закрыть глаза и снова заснуть, умереть, исчезнуть… Что угодно, черт побери! Для Ингрид это было непривычно – бояться. Что бы не происходило вокруг, она всегда была в авангарде, всегда готова была сражаться и подставить плечо в трудный момент. И никогда еще волчица не сталкивалась с настолько трудными проблемами, что ей самой понадобится твердое плечо рядом и заботливый голос, который тихо нашепчет на ушко тропинку сквозь темный лес страхов.
Такой человек у нее был, но очень и очень давно – когда Ингрид еще была маленькой и только-только училась жить. Ее наставница-друид, забравшая к себе новорожденную и воспитавшая ее, как свою дочь. Но судьба давно раскинула их по свету и, видимо, самими богами было предначертано им больше не встречаться и не слышать друг о друге. И вот прошло, по внутренним прикидкам Ингрид, около двух тысяч лет, а она ничего не слышала о своей наставнице.
А сейчас ей, как никогда, нужен был человек, готовый помочь и объяснить ей – какого черта на земле творится и почему же она обнаружила себя спящей в жерле уснувшего вулкана? Ингрид не была готова к такому – она вообще не была ни к чему готова. Казалось, что еще вчера она узнала о гибели Артура и, убитая горем, пыталась покинуть Туманный Альбион; и вот случилось совершенно непонятное – она засыпает на многие века и, проснувшись непонятно где, сталкивается с полным непониманием происходящего. Ее магия хоть и возвращается, но неравномерно – то она протискивается, словно ребенок уз утробы матери, причиняя боль и скручивая Ингрид в калачик, то нахлынет огромной волной и вырубает волчицу на несколько дней. Но и бывали недолговечные дни затишья, которые Ингрид могла использовать по своему усмотрению. По большей части, она бежала без оглядки на всех четырех лапах (после того, как она покинула территорию вулкана, Ингрид снова вернулась к обличию волка), но бывали и времена, когда она могла целые сутки проваляться в пещере, или на берегу реки, или посреди степи. Она даже не знала, где находится – окружающий ее пейзаж слишком отличался от родных мест обитания, и Ингрид не знала, как себя вести.
Единственная здравая идея, крутившаяся на постоянном повторе в ее голове, была идеей избегать людей. Колдунья не могла предсказать их реакцию на появление, хоть и жутко тощей, но все же двух метровой и очень страшной волчицы. Она не знала, насколько изменился мир, и была ли еще в ходу магия, хоть и запрещенная инквизицией. Ей бы хоть что-нибудь узнать.
Вот так в скитаниях по великим просторам «необъятной» прошел, ни много, ни мало, 3 месяца. За это время она успела узнать, что земля, по которой ее носило волею чьей-то жестокой шутки, называлась Россия. Странное название для довольно-таки странной и чертовски (ЧЕРТОВСКИ!!!) холодной страны. Проснулась она как раз в декабре, когда снежные пурги и суровые ветра свирепствуют на открытых территориях вовсю и там не всякому зверю выжить-то под силу, не говоря уж и о человеке. Но все же ваша покорная слуга не была ни тем, ни другим. Ингрид, хоть и напуганная до смерти, все же оставалась Ингрид. Неслыханные холода словно разбудили в ней прежнего бойца, и ослиное упрямство вновь противно шептало: «Хрен вам, а не моя жизнь». Перебиваясь всю зиму случайными животными, а иногда и рогатым скотом, украденным у людей, она дотянула до весны. Думаете, что с наступлением тепла ей стало намного легче жить? Нет, не так – выживать? Вы жестоко ошибаетесь. То, что она каким-то чудом могла поддерживать из чистого принципа и упрямства огонек жизни в себе, не означает, что Ингрид не оказалась вымотана и полностью опустошена. На нее было страшно смотреть – шкура вся скомкалась, ребра можно было пересчитать, взглянув на ее отощавшие бока всего раз, взгляд был тусклым и безжизненным, а двигалась она уже короткими перебежками. За время скитаний она смогла выйти к морю. Какое это было море, она не знала, но теперь ей было намного спокойнее – издавна вода (не в стакане, а чистая и дикая вода) была самым мощнейшим источником магии и, если Ингрид суждено было погибнуть, то хотя бы рядом с тем, что могло отправить ее на родные небеса.
То море стало буйным и беспокойным ровно в тот момент, когда трясущиеся лапы Ингрид ступили на его каменный пляж. А ей уже не хватило бы сил дойти куда-либо еще. Волчица просто рухнула, как мешок с костями, на камень и спустила уставшие лапы в морскую воду. Волны нервно, словно содрогаясь от плача, лизали ей подушечки лап и те приятно щипали, заживляя и очищая израненные в кровь конечности. И вот тогда Ингрид снова заснула. Ей снилась, что она снова младенец и ее наставница, имя которой стерлось со временем из памяти оборотня, качает ее в колыбельке, напевая тихую песенку, слова которой Ингрид так же не помнила. Но что ей точно запомнилось, что этот сон не только успокаивал ее израненную душу, но залечивал раны телесные. Сквозь пелену навязанных ей кем-то сновидений, разум кричал – это все невозможно. Все, что с ней сейчас происходило, было или чьей-то очень жестокой шуткой, или предсмертной защитой мозга от уничтожающей реальности, или чьей-то великой блажью, защитой, подарком. Кто-то ее оберегал и уносил прочь от смерти, нежно обнимая и успокаивая. Ингрид прямо-таки ощущала бесконечный поток любви и радостных слез, словно рядом был кто-то, готовый Волчица проснулась явно не там, где засыпала. Уже во второй раз она оказывалась не там, где ожидала, но вот в этот раз все было немножко по другому – было не страшно, сердце не болело, лапы внезапно налились силой, а магия уже не резала острым ножом изнутри. Все стало казаться таким… Естественным. Простым. Родным. Россия сразу показала свою враждебность, показала, насколько Ингрид была на ее земле лишней. Здесь же берег встретил ее радостно, как старого и доброго друга. Как отец встречает вернувшегося из школы ребенка. Как мать встречает сына с войны. Можно бесконечно перечислять эти самые «как», но сути это не изменит – волчица уже поняла, что вернулась домой. Туманный Альбион она отличит от чего угодно – тут другой воздух, другие звуки, другие птицы, другая вода, другие растения… Вы можете годами бродить вдали от дома, но даже если вам завязать глаза и отвезти в родные края, то вы безошибочно поймете, что это – дом. В глубине души шевельнется что-то эдакое, невидимые ниточки, которые робко защекочут нутро и будут неверяще-радостно шептать «Мы здесь. Все закончилось. Мы дома».
Глубоко вздохнув, Ингрид осторожно осмотрелась. Как ей показалось, она находилась где-то на юго-западе страны. И тянуло ее в глубь ее родного острова, прочь от моря, которое для нее сейчас было лишь обозначением расстояния, преодоленное ею по чьей-то воле. Проходили дни. Вроде, было четыре дня, а может и целая неделя – Ингрид не особо задумывалась о времени. Она не задумывалась так же и о том, как именно (вернее – какого черта) она оказалась здесь. Это ей еще только предстояло выяснить в далеком будущем и туманной теории, а в живой и яркой реальности лапы несли ее вперед, к родным землям, ныне находящимся на территории современного Уэльса. Еда была все та же – мелкие грызуны, лягушки, коренья и растения. Бежала она, буквально, на одном энтузиазме. Силы не прибывали и не иссякали – она будто вбирала их вместе с воздухом.
Даже сама Ингрид не могла понять, как она выжила, как она дотянула до какого-то озера и где она находилась. Но, именно в этот момент, силы ее покинули. Волчица была, в буквальном смысле, ходячим трупом. Но для нее было одним утешением – умрет она, по крайней мере, дома. Силы покинули лапы и, медленно теряя сознания, Ингрид соскользнула в воду.

Отредактировано Eva Bran (2013-05-26 21:51:26)